Экологическая озабоченность

Это наиболее эмпирически развитое направление в советской инвайронментальной социологии. Оно состоит из нескольких тематических «блоков». Первый изучение зависимости антиили проэкологического поведения от типа личности и ее сознания (М. Лауристин, Б. Фирсов); второй исследование дифференциации данной озабоченности в зависимости от пола, возраста, социального положения и других конституирующих признаков (А. Баранов, Б. Докторов, В. Сафронов); третий изучение ценностных ориентаций участников гражданских инициатив и инвайронментальных движений (О. Яницкий).

Чернобыльская катастрофа не оказала существенного влияния на характер этой динамики. Наиболее обеспокоенным слоем населения является гуманитарная интеллигенция и в целом лица с высшим образованием, а также большинство пенсионеров, молодых матерей и других категорий иммобильных групп населения.

Наименее обеспокоенные это люди, по разным причинам утерявшие свои социальные и культурные корни, а также занятые в сфере услуг. Относительно более озабочены состоянием среды жители больших городов и западной части бывшего СССР, относительно менее жители малых городов и поселков и бывших республик Средней Азии. Однако, как отмечается, лишь возраст и уровень образования являются сильными дифференцирующими признаками.

М. Лауристин и Б. Фирсов выделяют несколько устойчивых структур индивидуального сознания (их можно назвать типами или парадигмами сознания), сквозь «призму» которых люди воспринимают и оценивают состояние среды. Было выявлено шесть таких доминирующих типов: глобально-экологический, нравственно-этический, правовой, организационно-производственный, технологический и эстетический.

Если представить различные интерпретации ухудшения состояния среды в виде континуума мнений, то он будет ограничен двумя полюсами. На одном будут располагаться интерпретации этой ситуации, выраженные в виде критики экономической и технологической политики, на другом мнения, связывающие эту ситуацию с низкой повседневной культурой и отсутствием твердых моральных устоев.

Второй, «пассивный пессимист», разделяя озабоченность первого, тем не менее платить из собственного кармана за экологические мероприятия не согласен. Третий, «пассивный оптимист», хотя также встревожен состоянием среды, полагает, что в перспективе ситуация может измениться к лучшему.

Поэтому он согласен жертвовать качеством среды ради решения экономических проблем и отказьюается платить личные средства на экологические нужды. Четвертый, «необеспокоенный», проявляет умеренную или низкую степень озабоченности состоянием среды и поэтому не имеет твердого мнения по поводу соотношения экономического и экологического приоритетов в политике государства.

Б. Докторов и В. Сафронов, испытав на российском материале концепцию циклов общественного внимания американского социолога Э. Даунса, пришли к выводу, что состояние общественного мнения по экологическим вопросам в России, скорее всего, соответствует второй стадии этого цикла стадии открытия, вызывающего тревогу, и энтузиазма, выражающегося в поддержке общественным мнением экологических инициатив и требований.

Естественно, что члены экологических групп и движений выражают наивысшую степень озабоченности состоянием среды и готовы вносить личный вклад в изменение экологической ситуации. Однако, с нашей точки зрения, главная проблема выявление ценностных основ этой высокой озабоченности и, соответственно, социальной активности остается недостаточно исследованной.

Вопрос должен быть поставлен иначе: чем является инвайронментализм как состояние сознания и готовность к действиям в условиях посттоталитарной и недоиндустриализированной России? Причин здесь несколько, и далеко не все они связаны с ухудшением состояния среды. Одна из них это ценность позитивного экологического знания, которое может служить опорой в мире фальсифицированных ценностей официального социализма и ценностного вакуума постперестройки.

Другая это превращение проэкологической общественной деятельности в «экологическую нишу» маргинальной интеллигенции и студенческой молодежи, в нишу творческой, но неполитической деятельности. Третья причина поиск этой интеллигенцией «точки опоры» в западной культуре: российский алармизм есть несомненный последователь западного алармизма.

Наконец, теперь уже ясно, что в годы перестройки экологическая озабоченность населения была использована демократическим движением в целях политической мобилизации масс. Иными словами, изменения макросоциального, равно как и локального, ситуационного контекста в ходе перестроечных процессов стимулировали трансформацию лозунгов охраны природы в средство политической борьбы против коммунистического режима.

Изучение автором российского экологического движения показывает, что в массовом сознании населения страны существует некоторый аналог «постматериальным ценностям» Запада. Однако его истоки совершенно иные. Ценностная база советского экологического авангарда это сочетание ценностей бедных, но относительно свободных (по сравнению со сталинской эпохой) детских и юношеских лет и ценности общения с нетронутой природой, в которой прошел этот период жизни нынешних лидеров экодвижения. Поэтому этот аналог правильней именовать «российским экологическим аскетизмом», тем более что коммунистическая пропаганда использовала многие образы и идеи российского христианского аскетизма.

Важно также, что ценности советского, а затем российского инвайронментализма воспроизводились многочисленными группами защиты природы и памятников культуры. В них «экологический аскетизм», а с ним и экологическая озабоченность, превращались в образ жизни, в достаточно устойчивую субкультуру, альтернативную культуре официальной.